Опубликовано 22 июн 2012 в 10:41 1810 просмотров

3 3 голоса

ГЛАВА 1. КУРС – НА СЕВЕРНЫЙ ПОЛЮС

- Ваш рейс будет проходить за пределами государственной границы СССР, - голосом диктора радио зачитывал инструкцию майор КГБ. – И любое несанкционированное отклонение от курса считается угоном воздушного судна со всеми вытекающими последствиями…
У сидящего в кабинете экипажа АН-12 были строгие лица. Лишь лысина командира Николая Токмина налилась краской возмущения.
- Знаю, знаю, Николай Андреевич, вы – ветеран войны, летчик-истребитель, сбивший 18 немецких самолетов, коммунист с 1943 года, - погасил назревавший протест гэбэшник. – Это – простая формальность, все вы люди трижды проверенные и надежные.
- Нас уже инструктировали под роспись в «особом отделе» Красноярского авиаотряда, - пояснил майор и придвинул к командиру «журнал инструктажа».
Второй летчик, штурман, механик, радист и грузооператор расписались после Токмина и встали по стойке «смирно». Седеющий гэбэшник пожал руку каждому с пожеланием счастливого полета.
Норильский аэропорт Алыкель встречал короткий полярный день гулом моторов и турбин. Экипаж Токмина «колонной по одному» шел по траншеям, прочищенным в сугробах между зданиями служб аэропорта. Снегоуборочная техника продолжала бесконечную работу на взлетной полосе. Солнце апельсином низко висело над тундрой. По расчищенным стоянкам цепочкой шел наряд пограничников встречать сочинский рейс.
- Нам бы в Сочи, - мечтательно заговорил бортоператор Леха, - экипаж Морозова уже месяц возит оттуда огурцы в Якутск…
Леха легонько толкнул локтем штурмана, намекая ему замолвить словечко перед суровым командиром. 30-летнего штурмана Валерия Горина Токмин уважал, хотя он был моложе всех в экипаже. Горин 8 лет отработал на ИЛ-14, на проводке судов Севморпути и обслуживании станций «Северный полюс» (СП) на льдинах. У Токмина было право выбора членов экипажа, и он выбрал Горина, едва тот переучился на АН -12.
Валера прибавил шагу и, поравнявшись с Андреичем, сказал: «Зима кончается, Николай Андреевич, может быть, командировку «на Юга» попросите, вам не откажут…»
- Только два экипажа во всем краевом управлении состоят из коммунистов, - отрезал Токмин. – Один возит «дембелей» из ГДР, а нам доверили обслуживать научную экспедицию СП-82! А огурцы возят разгильдяи вроде вашего Морозова, - кивнул командир Лехе.
- А мы вообще сено возим! – обиженно пробасил оператор и распахнул боковую дверь 12-тонного грузового лайнера, доверху забитого тюками прессованного сена.
- Еще раз проверь крепление груза, - оборвал Леху второй пилот Макаров «самый молчаливый летчик Аэрофлота» говорил о нем Токмин. – Сено – не сено, а 6 тонн весит!
Экипаж совершил почти ритуальный обход лайнера с изображением красного флага на киле. Дежурный техник, подготовивший самолет, встал перед застекленным носом АН-12 и, ежась от 30-градусного мороза, в щель между воротником и песцовой шапкой наблюдал за запуском всех 4-х турбовинтовых двигателей.
На рулении пришлось остановиться и пропустить странную колонну пассажиров сочинского рейса: впереди делегировала дежурная по посадке в шубе и валенках, а за ней прыгала публика в шортах, сарафанах, пляжных очках и шляпках. Замыкали процессию пограничники в тулупах и унтах.
- Дурдом! – буркнул Василий Макаров.
- Дорогу перешли, кошки загорелые, - подал голос радист Славик.
- Тьфу! Тьфу! – плюнул через левое плечо суеверный бортмеханик Константин.
Уже после набора высоты Леха из своего «купе» в грузовой кабине заглянул к экипажу с предложением «посетить сенокос!. Косте до снижения делать было нечего, и Токмин отпустил его. Костик вернулся минут через десять и сказал: «Да-а-а, сходи сам, Андреич!»
Командир озабоченно вылез из своего кресла и понял все, едва зашел в узкий проход между тюками сена: запах луговых трав охватил его и словно унес в сенокос 1949 года, в тот самый стог, где парашютистка Маринка, едва отстегнув купол, притянула его к себе и прошептала: «Иди ко мне»…
- Эффект резкого нагрева замороженного сена, - вывел командира из оцепенения голос Лехи.
- Прости, прости, Марина, - задумчиво прошептал Андреич.
- Чего-о? – изумился Леха.
- Это я так… - Токмин медленно пошагал в кабину.
- Отработал с островом Шмидта, - сказал штурман, - все, это последний диспетчер на маршруте.
- Метеопрогноз Шмидта, - доложил радист. – На полюсе циклон, верхняя кромка облаков – 7200 метров, скорость потока – 250 км в час, возможно обледенение…
- Запроси «эшелон» 8000 м, сбрось наши данные для ПВО, - приказал Токмин.
- 8000 разрешаю, счастливого пути! – простился с «бортом» диспетчер острова Шмидта.
- Через час –
Северный полюс, Леха, - сообщил Костя и многозначительно посмотрел вниз, в застекленное «гнездо» штурмана. Валера, оглянувшись, подмигнул ему и заметил:
- Леха, ты у нас один не пролетал над макушкой Земли! Надо бы тебя «покрестить»…
- Как это? – подозрительно просунул голову к штурману оператор.
- Командир, выполним ритуал? – спросил Валера, и глаза его озорно заблестели.
- Посмотрим, - протянул Токмин, все еще вспоминающий стога 1949 года.
Леха ушел в свое купе и на всякий случай спрятал два ведерных кипятильника с водой. Третий кипятильник призывно засвистел паром, из электродуховки неслись ароматы аэрофлотовской курицы и гренок с сыром.
- Предлагаю горячий кофе, ножки куриные с чесноком, бульон с греками и перцем, - тоном официанта произнес Леха и передал сервированные подносы всем, кроме Токмина (Андреич всегда ел после экипажа). Хитрый Леха наверняка хотел связать руки мужикам во время пересечения Северного полюса. Но экипаж поглотил харчи удивительно быстро. За 5 минут до Полюса закончил трапезу и командир. В кабине повисло молчание. Внизу простиралось бесконечное ватное одеяло циклона, под которым покоился такой же бесконечный белый панцирь Ледовитого океана. Штурман вставил ластик под стрелку высотомера, чтобы она не показала проверяющим будущий маневр лайнера, и тихо сказал всем: «Готов!»
- А где она, эта земная ось? – с вопросом вбежал в кабину Леха.
- Давай! – четко произнес Токмин. Самолет вдруг резко стал проваливаться вниз. Леха с вытаращенными глазами всплыл к потолку с криком «Не надо!..» Пристегнувшись к креслам, все члены экипажа, кроме Макарова, выполняющего маневр, с хохотом наблюдали за невесомостью оператора. Радист Славик протянул руку вверх и выпихнул плавающего в воздухе Леху из открытой двери кабины к тюкам сена. Невесомость длилась секунд 15, потом оба летчика потянули штурвалы на себя, и через 30 секунд лайнер снова занял «эшелон» 8000 метров. Этот маневр бросил Леху на тюки и приложил к ним так, что крепежный канат отпечатался на его меховых штанах. Радист первым подошел к очумевшему грузооператору и официально произнес:
- Алексей Ощепков! Экипаж и командир корабля поздравляют вас с первым пересечением Северного полюса Земли! Надеемся, этот момент запомнится вам на всю жизнь!
- Братцы, вы бы хоть намекнули, я ведь только пожрать собирался, бормотал Леха, собирая с пола куриные ножки с рисом, пустые чашки (кофе капал с потолка).
В этот момент все услышали хохот Васи Макарова (очень редкий случай), который как внезапно начался, так и прекратился.
- А еще ты, Алексей, не заметил, что мы давно пересекли государственную границу СССР, - снисходительно похлопал его по плечу улыбающийся Андреич.
- Это тоже обычай? – переполошился Леха.
- Нет, это, брат, серьезно, - продолжил Токмин.- Я ведь границу нашу ни разу пешком не перешел, ни в 44-м году, ни позже… Ладно, шутки в сторону, скоро – снижение. Славик, запроси метеоусловия льдины у ихнего «Кренкеля».

ГЛАВА». БЕГЛЕЦЫ ПОНЕВОЛЕ

- «Командир, проблемы с метеоусловиями!» - крикнул радист Славик, прижимая наушники.
Андреич, поручив Макарову снижаться, переключил «землю на себя и начал свой диалог с радистом СП: «Петрович! Привет! – Николай Андреич, рад буду снова Вас увидеть! – 5 часов назад ты передал метеопрогноз, видимость «миллион на миллион», циклон идет на Таймыр! – Так и было, Андреич! Но метеоспутник дал картинку и второго циклона над островами Королевы Елизаветы. Он двигался на Канаду, но пошел по «малому кругу» и теперь движется на нас. Пока видимость на ВПП 2000 – 3000 метров, но ухудшается, прогноз на 30 минут – плохой: 300 -500 метров, боковой ветер - 19 -21 м/сек…
- Дай руководителя полетов! – говорит Токмин. – С вашей метеослужбой разберусь позже. Если не приземлился на СП, запасного аэродрома у нас нет. Сокращаю время снижения. Огни ВПП продублируете кострами. Сделайте все, чтобы мы смогли увидеть полосу! Иначе не получите подарки, слышишь, Еремин, - назвал командир молодого РП, - подарки уничтожим сами!
Все засмеялись, не смотря на критическую ситуацию. «Подарки» - ящик водки и два ящика пива экипаж вез полярникам СП нелегально – только из-за старой дружбы радиста СП Михаила Петровича Береснева и Токмина, когда-то летавшими вместе на ЛИ -2 (аналог «Боинга» 40-х годов). Пограничники, делавшие досмотр в Алыкели, знали, что на СП – «сухой закон», но Токмина очень уж уважали на всем Таймыре и ящики покоились теперь в хвостовой будке «стрелка –радиста» (АН-12 был передан Аэрофлоту из ВВС и переделан под гражданский «грузовик»).
АН-12, нарушая все инструкции, снижался втрое быстрее. За все время полетов на научные станции СП, Токмин впервые столкнулся с ошибкой метеопрогноза. Самолеты вылетали на дрейфующую льдину только при 100% гарантии метеоусловий, т. к. топлива на возвращение самолета не хватало, а запасные аэродромы Норвегии, Швеции и Канады в расчет не брались. На этот раз льдина прошла необычным маршрутом и находилась ближе к канадскому Заполярью, чем к Шпиц-бергену, который мог быть использован, как запасной. Все остальные близлежащие аэродромы Канады были военными, и никаких гарантий вернуться оттуда в то время просто не было. Так, по крайней мере, внушали на инструктажах КГБ.
Размышлять дальше Токмину не хватало времени и остатка горючего. Диспетчер СП дал заход на ВПП «с прямой», чтобы сэкономить время. Радист каждые пять минут сообщал метеоусловия ВПП: видимость – 1000 м… 800 м…500…
- Захожу по фактической видимости, - сказал Токмин диспетчеру. «Минимум» видимости ВПП, разрешенный по классности Андреича, был – 800 м (ниже не было). «Заход по фактической» помогал экипажам слукавить, а диспетчерам снять с себя ответственность. Дальше пошли спецтермины, понятные только диспетчеру и экипажу:
- Удаление 10 км – полосы не вижу.
- Удаление 5, прошел дальний (приводной маяк). Не вижу.
- Закрылки – 15 градусов. Выпустить. – Шасси! – Выпущены! – Закрылки на 30 градусов.
- Ближний привод ВПР!? (высота принятия решения о посадке) – Всем двигателям – взлетный, закрылки, шасси убрать, уходим на второй круг. Огней ВПП не вижу, второй заход! Метео? – Нижняя кромка облаков – 50 м, видимость 100 - 200 м.
- Говорит РП! Андреич, костры зажжены, добавим сигнальные ракеты. Сколько заходов сможешь сделать!
- Хоть 20! Но куда я сяду после? Предложи мне запасной аэродром? Что молчишь?!
Процедура захода повторилась, на этот раз между снежными зарядами при проходе дальнего привода Токмин увидел: огней ВПП, что соответствовало видимости 600 метров, но на ближнем маяке ВПП снова закрыло полностью.
- Уходим на третий заход, - уже рявкнул Токмин. Лысина его блестела и светилась в свете сотен приборных лампочек, - штурман, рассчитай летное время до острова Моро! Механик – остаток топлива?
- Андреич! Моро – военная база НАТО!
- Знаю! Рассчитай!
Уже на 5-м заходе Токмин снова увидел ВПП до прохода «ближнего», потом «полосу» снова закрыло и он не рискнул сесть по приборам: справа от полосы были цистерны с авиационным керосином, а боковой ветер именно туда мог снести самолет после «касания» с полосой.
- Радист! Прогноз?
- Улучшение видимости дают через 30 минут!
- Штурман!?
- Летное время до Моро – 40 минут. Топлива – впритык!
- РП! Еремин! Радируй на материк: ухожу на Моро вынужденную посадку метеоусловиями СП -82! Радист! Штурман! Включить код «терплю бедствие» для спутника ПВО и международный СОС для канадцев! – Автоматы включены! – Курс на Моро! Набор 8000 м!...
Лишь на 7500 м циклон остался внизу.
… Андреич и Василий Макаров включили автопилот и закурили, обмякли в своих креслах: борьба с вихревыми потоками циклона налила тяжестью руки: вдвоем едва удержали самолет от переворачивания.
Начальник станции Северный Полюс радировал вдогонку: «Большая Земля запретила вам посадку на остров Моро. Видимость на СП остается 100 – 200 м».
- Вот и вопрос, и ответ, - сказал Токмин и сломал сигарету в пепельнице подлокотника.
Взошедшее солнце осветило бесконечный белый панцирь Ледовитого океана. С высоты 8 км можно было увидеть слева берега Гренландии, если бы они не были покрыты ледниками.
- У нас был выбор, - продолжил командир,- садиться вслепую, взорваться в ледяных торосах, возможно, посмертно получить ордена. Я принял другое решение: спас самолет и экипаж. И я лечу, надеясь на помощь бывших союзников. В 1944-м я сбивал «мессеров» на английской «Аэрокобре», у меня был техник-негр Джим Хант. Я не верю, что они нас ненавидят настолько, чтобы не помочь в беде. Есть неписанный «Кодекс чести» полярников всех стран. Об этом я скажу канадцам в первую очередь.
Диспетчер базы НАТО внезапно заговорил на частоте СОС. Штурман быстро перевел: «Канадец назвал наш номер, вызвал на связь, назвал частоту связи. Переключи, Славик».
- Цель полета? – спросил канадец на новой частоте. Токмин по внутренней связи продиктовал штурману: «Доставка грузов для научной станции СП-82. ВПП станции закрыта циклоном, просим вынужденную посадку на вашем аэродроме ввиду окончания топлива».
Канадец ответил через минуту: «Посадка вам разрешено. Сохраняйте курс 90 градусов, ждите истребителей сопровождения. Следуйте за ними, я продублирую курс и высоту. Метеоусловия нашей ВПП – прекрасные».
Штурман Валерий Горин переключал мотор то на изображение земли, то на встречные курсы. Фиолетовое небо было пустым. Вдруг две блестящих на солнце точки, стремительно увеличиваясь, стали пересекать их курс.
- Командир, два борта пересекают курс встречным…, - сказал Валера и осекся, взглянув на экран локатора: он был пуст!
Токмин приник к окулярам локатора, и бормотал: «Какие борты? Не наблюдаю…» Макаров и Горин, тем временем, одновременно воскликнули: «Вот они!» С немыслимой скоростью ниже них метров на 500 пронеслись две… «тарелки». «Тарелки!» - заорал и вставший со своего места радист.

ГЛАВА 3. СЮРПРИЗЫ НЕБА И ЗЕМЛИ

Токмин, оторвавшись от пустого экрана локатора, и сам увидел два блестящих диска, промелькнувших внизу.
Командир хмыкнул и сказал штурману: «Спроси диспетчера острова, нет ли бортов в нашей зоне?» - Валера, заикаясь, спросил (по-английски, естественно).
Диспетчер невозмутимо ответил: «Зона подлета свободна, два Ф-16 ПВО Канады вылетели и через минуту будут рядом». Истребители и впрямь вскоре свалились откуда-то сверху, да так внезапно, что у Токмина сработал забытый военный инстинкт летчика-истребителя: пальцы дернулись в поисках гашетки пулеметов. «Фантомы» лихо сделали «бочку» вправо и влево и, покачав крыльями, пошли спереди, обозначая коридор подхода.
ВПП острова Моро засияла посадочными огнями еще километров за 100. При этом строений базы видно не было – таков был зимний камуфляж военного объекта.
Ф-16 стали плавно снижаться, диспетчер дублировал курс и данные «зоны подхода».
Канадские «фантомы», аэродром НАТО – сейчас не понять, что это значило для советских летчиков Аэрофлота. Генетический ужас НКВД – КГБ унаследовало и их поколение. Иначе дальнейшее не объяснить. Взгляд Токмина упал на бесполезную карту в руках штурмана, раскрашенную лишь до границы СССР, Токмин тут же вспомнил, как он бросил планшет с картой в свой горящий на земле самолет в январе 1945-го в снегах Польши. Они с ведомым дрались тогда с 12-ю «мессерами», 4 они успели «завалить», но и их тоже подбили. Токмин сумел посадить «на брюхо» свою горящую «Аэрокобру» на территории противника. Ведомый Руслан Хабибуллин взорвался вместе с самолетом…
- Карты! – вдруг заорал Токмин, багровея лысиной, - карты уничтожить! Коды – уничтожить!
Всеобщий не понятный психоз страха овладел всеми. Горин трясущимися руками защелкал зажигалкой, повернувшись спиной к летящим спереди «фантомам» и расправляя сложенную вчетверо карту.
- Жечь запрещаю! – заорал Токмин, - обалдели! Сено на борту!
Догадливый радист Славик скомкал и запихал в рот свой листик с кодами частот ПАО, вспомнив при этом героя актера Золотухина из фильма «Пакет», стал активно жевать.
Токмин, взглянув на него, снова закричал: «Ешьте! Ешьте! Связь переключаю на себя!» Штурман судорожно порвал карту по сгибам, протянул часть Макарову, часть – радисту, остальное, скомкав, стал активно жевать…
- Ешьте! Жуйте! – крикнул Токмин, - снижаемся! «Фантомы» дали форсаж и, сделав по «петле Нестерова», пристроились справа и слева от АН-12. «Играют, суки» - процедил Вася Макаров, работая челюстями и сплевывая в пепельницу цветную слюну, - все, что осталось от куска штурманской карты.
- Леха, газировку давай! – взмолился радист. Оператор, удивленно глядя на жующих товарищей, прибежал и протянул бутылку газировки. Она пошла по кругу и моментально опорожнилась. «Еще!» - прохрипел снизу из стеклянного логова штурман. Он уже корчил рожи пилоту-негру, глазеющему на него из кабины Ф-16.
Токмин, икая, снижался по глиссаде, заданной диспетчером. Костя жевал карту, снижал тягу двигателей по команде командира.
ВПП сияла иллюминацией огней и удивляла абсолютно бесснежным бетоном (с подогревом).
- Садимся! – принял решение Токмин. Одновременно замигала лампочка «Топливо-ноль».
Штурман сообщал показания высотомера: 40, 30, 20… все четыре двигателя, взвыв, остановились, … 10 метров, 5. касание! Токмин был готов к остановке турбин. Этот вариант отрабатывался на тренажере: двигатели выключали за 10 секунд до касания при аварийной посадке, чтобы избежать пожара. Андреич красиво «притер» лайнер «на 3 точки» и покатил по ВПП, имеющей в длину километра 4. Ф-16 рулили по бокам (ширина ВПП позволяла). Катиться пришлось полтора километра, т. к. экипаж не мог тормозить двигателями (реверсом).
- Вызываем буксировщика, - сказал штурман диспетчеру базы, - у нас кончилось топливо. Ф-16, взревев турбинами, развернулись и укатили, исчезнув в боковых рулежных дорожках, прочищенных в снегу.
Тягач подъехал через минуту. За это время Токмин успел проинструктировать экипаж:
- На все вопросы отвечаю только я, Валера – переводит. В полете никто ничего не видел, не слышал… - А тарелки? – встрял Леха. – Повторяю, ничего не видел! В остальном нам врать нечего. Водка и пиво для банкета для закрытия СП-82. В общем, мужики, не так страшен черт, как его малюют! Единственный наш секрет – коды частот ПВО и «коридоры» нашей авиации – мы уничтожили… Подъехавшая аэродромная обслуга на тягаче самостоятельно подцепила самолет и покатила АН-12 по рулежкам со снежными стенами, покрытыми сверху белыми маскировочными сетями.
Советский лайнер с оранжевой раскраской полярной авиации поставили рядом с пятнистым В-52, «Летающей крепостью».
Наши еще издали увидели толпу канадских офицеров в белом зимнем камуфляже и белых меховых шапках с кокардами ВВЧ Канады…
Токмин, прежде чем открыть боковую дверь окинул взглядом своих мужиков, поправил кокарду Аэрофлота на шапке оператора и сказал: «Ну, орлы, - с Богом!»
Они спустились по стремянке и встали в одну шеренгу. Токмин выступил вперед, приложил руку к шапке, отдавая честь, и стал говорить офицеру, шагнувшему навстречу: «Экипаж Аэрофлота совершил у вас вынужденную посадку… (Горин переводил). Мы знаем и соблюдаем законы полярного братства всех государств. Будем признательны, если командование базы поможет нам отбыть к месту назначения – на дрейфующую научную станцию «Северный полюс -82». Командир лайнера АН-12, полковник запаса Николай Токмин».
Высокий офицер, слушавший его, также приложил руку к козырьку, улыбнулся и сказал по-английски: «Добро пожаловать! Мы рады помочь экипажу Аэрофлота, но необходимо, господин Токмин, выполнить некоторые формальности»… Договорить он не успел, из-за его спины вдруг выскочил толстяк-негр, и, обронив на бегу шапку, сграбастал в охапку Токмина и стал, плача, обнимать его с криками: «Колья! Колья». Коричневая лысина его сияла рядом с розовой лысиной Токмина, у него тоже слетела шапка. «Джим! Джим!» - узнал его Андреич и стал тискать негра, отрывая от земли.
- Это мой командир! – закричал Джим, обращаясь к офицерам, - его сбили в 1944! Мне сказали, что он погиб! Он сбил 16 немецких самолетов!
- 18, - смеясь, поправил его Токмин. Горин едва успевал переводить. Все улыбались, окружив фронтовых друзей, забыв об официальной обстановке и вражде стран Варшавского договора и НАТО.
Полковник ВВС Джон Роуз, начальник базы, минут через 10 остановил «братание» авиаторов, отвел в сторону Токмина и Горина и сказал: «У нас есть служба безопасности. Два сотрудника службы в вашем присутствии должны осмотреть самолет на предмет разведывательной аппаратуры и взрывчатых веществ. После этого каждый из вас пройдет досмотр личных вещей и одежды. Извините, но я думаю, что ваше КГБ сделало бы то же самое…»
- Нам нечего скрывать, - сказал Токмин, - пройдемте.
Джим, оказавшийся начальником службы АТБ (авиатехнической базы), не отставал ни на шаг от Андреича.
Два «цэрэушника» молча шагнули в грузовой салон АН-12 и тут же остолбенело уставились на штабеля тюков прессованного сена.
- Что это? – воскликнул старший из них.
- Это есть сено! - ответил, смеясь, Николай Андреич.
-Для чего?
- Наши ученые на дрейфующей льдине выкладывают тюками сена пол в своих жилищах, палатках гидрологов, чтобы не было холодно от многометрового льда…
Старший вынул из футляра тонкий раздвижной металлический щуп и стал протыкать им тюки. Другой включил какие-то приборы, надел наушники и пошел в кабину.
- Сходи с ним, - отправил радиста Токмин, потом, поманив за собой Джима, полез по тюкам к двери хвостовой будки «стрелка-радиста». Отвалив от двери тюки, Андреич открыл ее и извлек из ящика бутылку водки.
Когда «цэрэушник» со щупом добрался до кабинки стрелка-радиста, Андреич и Джим, сверкая потными лысинами, дружно пели «Катьюшу».
- Колья! Как зовут твою жену? – спрашивал Джим, - сколько у тебя дети? Токмин извлек из нагрудного кармана семейное фото с женой, дочерью, сыном, внуком и внучкой. Леха прямо на тюке разложил бутерброды и едва успевал наливать командиру и Джиму. Остальным Токмин выпивать запретил.

ГЛАВА 4. ХИТРОЕ ГОСТЕПРИИМСТВО

«Цэрэушник» осматривал кабину стрелка-радиста и косился на ящики с водкой и пивом. – Презент! – протянул ему бутылку водки Токмин. Офицер, посмотрев на Джима Ханта, сунул бутылку за пазуху.
- Совсем как наш пограничник, - подумал Горин.
Досмотр самолета завершился, и «цэрэушники» пригласили экипаж пройти в их «офис». Бортмеханик Константин, как положено, закрыл и опечатал дверь и грузовой люк пластилиновой печатью.
Экипаж шел следом за сотрудниками ЦРУ, Токмин под руку вел захмелевшего Джима Ханта. Для Николая Андреича поллитра водки была что слону дробина, к тому же отрезвляла ситуация.
В офисе службы безопасности было тепло и уютно, если не считать зарешеченных окон.
Все сняли верхнюю одежду, и один из «цэрэушкиков» прямо на вешалке «обработал» меховые куртки экипажа каким-то прибором. Затем попросил поднять руки и провел этим «утюгом» по всей одежде сверху донизу. После этой процедуры всех попросили сесть в кресла, стоящие в полукруг напротив камина. Джим Хант, молча наблюдавший за обыском, сказал, усевшись в стороне на диван:
- Только не смейте обижать моего командира! – и тут же задремал, окончательно захмелев.
Сотрудники безопасности разделись и оказалось, что они в штатских костюмах: один – худой, другой – толстый.
Худой встал позади кресел и на ломаном русском языке сказал: «Наш досмотр подтвердил, что ваш экипаж и самолет не засланы к нам с целью разведки. Вас разместят в гостинице, покормят. Все данные по заправке самолета передадите Джиму Ханту. Вы можете отдохнуть здесь не более 6-ти часов. Мы сообщили на вашу СП-82, сто вы произвели у нас вынужденную посадку. Теперь мы сами сообщим, что вы через 6 часов вылетаете на льдину…»
Токмин облегченно вздохнул и встал.
- Но, - продолжил «цэрэушник, - у нас есть два маленьких вопроса. Первый: не заметили ли вы после отлета от СП-82 что-либо необычное?
Повисла напряженная тишина. Токмин, строго взглянув на Леху-оператора, ответил за всех:
- Половину пути мы боролись с циклоном. На высоте 8000 метров единственное, что мы увидели, - два ваших Ф-16.
- Но почему вы спросили диспетчера, нет ли «бортов» на вашем маршруте?
- Мы боялись столкнуться с вашими истребителями, но они появились сверху.
- Понял вас, - подытожил худой.
- Второй вопрос – заговорил по-русски толстый, - я проверял вашу кабину и не увидел штурманской карты и справочника радиста.
- Нас вели диспетчеры через спутники ПВО, - стал врать Токмин, - за границы СССР никакой документации нам не выдают.
- О-о! – удивились толстый и тонкий.
- Полпути мы шли на радиомаяк дрейфующей льдины, - добавил штурман Горин. Токмин кивнул.
- Вы свободны. Джим Хант проводит вас в гостиницу, - сказал худой и извлек из своего пиджака бутылку водки.
- А это, господин Токмин, мы будем пить ваше здровье!
Андреич засмеялся и сказал:
- Будете провожать, я презентую вам еще пару штук!
Все дружно рассмеялись, сбрасывая напряжение допроса и досмотра.
Джим Хант, покачиваясь, обнял за плечи Токмина и сказал: «Пойдем, Колья!»
В гостинице летного состава было тепло и тихо. Одноэтажное здание на 10 комнат было устлано медвежьими белыми шкурами и коврами. Номера были двухместные. Токмин и Горин, бортмеханик Костя Найдешкин и радист Славик Смолин, Вася Макаров и Алексей Ощепков заняли свои номера. В каждом номере были ванна и туалет, цветные телевизоры. Другие жильцы либо спали, либо их вообще не было…
В кресле фойе гостиницы дремал здоровенный детина в штатском, держа в руках пульт работающего телевизора.
Джим Хант из номера Токмина по телефону распорядился о заправке Пн-11112, уточнив у Кости октановое число авиакеросина. За ним и Костей подъехал джип с утепленным верхом кабины, и они уехали заправлять 12 тонн топлива.
- Всем – отбой на 5 часов, - сурово сказал Токмин и тихо добавил: не болтать!
Но заснуть в первые два часа не удалось никому. Цветная штурманская карта не захотела оставаться внутри членов экипажа в самый неподходящий момент, когда дежурный детина прикатил в каждый номер столик с горячим ужином.
Приехавшие после заправки самолета Костя и Джим Хант услышали звуки бачков унитазов и увидели пляшущих у дверей туалетов товарищей в ожидании очереди.
Джим принес аптечку и раздал всем угольные таблетки. «Бедствие» через полчаса закончилось.
Николай Андреевич и Джим Хант на своем фронтовом русско-английском сленге стали рассказывать друг другу о своей послевоенной жизни.
Валера Горин заснул, едва прикоснувшись к подушке, и уже не мог помочь им своим переводом.
Когда тема была исчерпана, Токмин приложил палец к губам и ногтем написал печатными буквами на замерзшем стекле: «Мы уничтожили карту. Нужна карта с сеткой координат». А вслух сказал изумленному Джиму:
- Помнишь, Джимми, я учил тебя писать по-русски? Ты писал на фюзеляже нашей «Аэрокобры» - «Смерть фашизму!» «За Америку!»
- Да, помню, - ответил Джим, обводя пальцем буквы на стекле, а Токмин жестами показывал, как они рвали карту и жевали ее.
- Я помогал тебе воевать, - продолжил Джим, - я помогу тебе и сейчас. Вот заправил твой «аппарат», сделаю все, чтобы ты прилетать на льдина!
Токмин приложил ладонь к стеклу, и надпись растаяла. Джим молча закивал головой. Они пожали друг другу руки, обнялись. Джим вышел из номера и мельком увидел, что пульт телевизора «дежурный» почему-то держит возле уха. Хант уехал на своем «джипе», а детина по радиотелефону рапортовал своему шефу: «Аока ничего существенного, сэр. Часа два они загаживали наши туалеты. Джим и Токмин болтали о своих женах и детях. Оператор и второй летчик тащатся от порнухи по телевизору, не говорят, только сопят и курят, сэр…» Холостяки Макаров и Ощепков действительно не могли оторваться от порнографической комедии. Возгласы «О-о! Ничего себе!» - Леха, 33-летний плотный мужик, издавал каждый раз, увидев крупные планы.
Вася Макаров молча сопел прямо в «жучок», вмонтированный в пепельницу. Сопел так, что «дежурный», сидевший на прослушке, раздраженно ерзал.
Радист Славик и Костя-механик, женатые на стюардессах, крепко спали, выключив телевизор.
Токмин долго не мог заснуть: проигрывал в уме ситуации, в которых он незаметно возьмет карту у Джима. Отступят ли от него хотя бы на шаг «цэрэушники?» Но сон взял свое, и Токмин заснул в кресле. И приснилось ему невеста Марина, так и не ставшая женой. Он так отговаривал ее отказаться от парашютных прыжков за три дня до свадьбы! А сам постеснялся прыгать с девичьей группой. Он смог бы распутать стропы, будь она рядом, и не пришлось бы плакать над ее переломанным телом. Во сне ясно увидел ее лицо, отчетливо услышал ее последние слова: «А ты, Коля, живи!»

ГЛАВА 5. ФРОНТОВОЕ БРАТСТВО

Проснулся Токмин от грохота низко летящих истребителей. Взглянул на часы – скоро их должны были разбудить.
- Сможет ли Джимми передать ему карту?
Эта мысль не оставляла его. В том, что Джим Хант, его фронтовой авиатехник, раздобудет карту, он не сомневался… Сколько дыр на фюзеляже и плоскостях его «Аэрокобры» залатал Джимми после боев Токмина с «фоккерами» и «мессерами»! И 16 звездочек на их «Аэрокобре» нарисовал тоже он. Жаль, не удалось найти его после лечения в госпитале, тогда, в 1945-м, когда Токмина подбили «мессеры» и ранили при переходе линии фронта… А после госпиталя – два месяца допросов в «особом отделе» армии, ведь он побывал на территории врага и вернулся живым, а это уже подозрительно. Из-за этого вынужденного отдыха Николай Андреевич к Дню Победы успел сбить еще только два самолета. Представляли к званию Героя Советского Союза, но опять «особисты» не подписали характеристику из-за трех дней «пребывания в тылу врага», который уже капитулировал!
Ничего хорошего не сулила ему и нынешняя ситуация после возвращения в Норильск. Но мысли остаться в Канаде у него даже не возникло: «Не те времена для «особистов», не те… Выкручусь, ордена в морду суну», - думал он сквозь дрему, вслушиваясь в непривычный, «чужой» вой турбин американских истребителей.
Одновременно с Токминым проснулся от грохота турбин и Василий Макаров. Леха спал в кресле с пультом в руках, раскрыв, словно от удивления, рот, а телевизор все гонял постельные сцены.
Василий прислушался, удивляясь необычному свистящему звуку пролетающих над аэродромом истребителей. Окно было замерзшим. Василий приоткрыл дверь в коридор, но «дежурный» детина тут же с криком «ноу, ноу!» закрыл дверь. Макаров чертыхнулся, осмотрел окно, увидел примерзшую к пазам форточку, вынул универсальный перочинный ножик из кармана кителя, прочистил пазы и осторожно открыл форточку. То, что он увидел через минуту, поразило его: высоко в солнечном небе парой неслись «тарелки», через несколько секунд после их пролета лупанул «выстрел» сверхзвукового «хвоста», совсем как у истребителей, летящих на сверхзвуковой скорости! Василий на цыпочках подошел к двери и, повернув ручку, закрылся изнутри. Быстро вернулся к окну и стал ждать, глядя в форточку. Через некоторое время две «тарелки» пересекли сектор его наблюдения на меньшей высоте, на дозвуковой скорости, и Василий успел цепким взглядом летчика «сфотографировать» их. Это были не совсем «тарелки». Снизу они напоминали морских электрических скатов, но без хвоста.
- Холодно, Вась, - простонал проснувшийся Алексей. Макаров сделал зверское лицо и приложил палец к губам.
- Ты чего, Макар!? – изумился Леха.
Василий быстро и плотно закрыл форточку и замолчал так, как умел молчать только он один.
- Подъем! – закричал по-русски Джим Хант, врываясь в номер Токмина. Возле него тут же выросли два безмолвных «цэрэушника». Стоя спиной к ним, Джим подмигнул Андреичу обоими глазами.
«Есть карта,- обрадовано подумал Токмин.- Но как он ее передаст? Эти две морды не отпустят нас ни на шаг!»
- Аппарат к вылету готово! – вспомнил Джимми свой фронтовой рапорт командиру. И белозубо улыбнулся.
- А зубы – все те же? – разрядил ситуацию Николай Андреевич.
- Нет, Колья, нет – это есть протезы, - продолжил смеяться Хант.
Бортмеханик Константин уже сноровисто запихивал «рукава» калорифера в двигатели для их нагрева. Было около 30 градусов мороза.
Экипаж АН-12 расселся по местам, защелкали тумблеры включения систем. Аэродромная обслуга снова добралась и глазела на странный самолет с оранжевой раскраской и красным флагом на киле. Джим встал позади летчиков, к нему «прилипли» «худой « и «толстый». Токмин спиной чувствовал волнение Джима.
- Уходим! – решительно сказал «худой» и потянул Ханта за рукав. Джим рванулся к Токмину, обнял его и поцеловал в лысину: «До звиданья! Часлива!» - и снова моргнул обоими глазами. « Гудбай, Джимми, гудбай!» – крикнул Токмин ему вслед, заметив слезы, текущие по щекам негра.
«Карта! Карта! Где карта? – словно дятел долбила мысль в голове командира, - Джим моргнул, - значит получилось?»
Джим Хант взял у авиатехника подключенные к самолету наушники и встал перед стеклянным носом лайнера. «Цэрэушники» встали по бокам.
- Запуск 1-го двигателя, - сказал Токмин экипажу и Джиму в микрофон. Двигатель запустился, набрал обороты. Джим показал большой палец – «Все хорошь-е!»
- Запуск 2-го!
Процедура повторилась. Токмин с напряжением ждал от Ханта заветное слово о карте. Но «цэрэушники» буквально смотрели ему в рот, русский язык они понимали.
«Гады, ну отвернитесь!» - молил их командир, запустив 3-й, потом 4-й двигатель. Вот уже проверены выпуск закрылков, работа элеронов, руля высоты, направления, но кроме «хо-рошь-е» Джим нечего не говорит! Вот уже он поднял оба пальца вверх и кричит: «Часлива пути! Приятна апитита!» и – отключает наушники, машет рукой вместе с толпой людей. (Лишь «цэрэушники» стоят, засунув руки в карманы меховых курток).
Токмин выключил стояночный тормоз и плавно порулил за джипом руководителя полетов, выбираясь из сложного лабиринта с искусно замаскированными в снегу канонирами и ангарами с истребителями и бомбардировщиками.
- Командир, а как… - начал было штурман, но Токмин приложил палец к губам и показал на уши. «Нас могут подслушивать», - понял штурман и закивал головой. Бортмеханик передал этот жест радисту Славе, тщетно ищущему в эфире радиомаяк СП-82. Дальность не позволяла.
- Рапорты членов экипажа строго по инструкции, - громка сказал Токмин, продолжая выбираться по рулежкам к взлетной полосе, а в голове снова крутилось: «Часлива пути! Приятна апитита!» Причем здесь «апитит»? – лихорадочно соображал командир, потом вдруг громка крикнул: «Ага!!!» - и хлопнул себя рукой по лысине так, что все вздрогнули.
- Жрать хочу, Леха! – скороговоркой забормотал Андреич, - жрать неси, что там у нас осталось? Бортоператор метнулся в свое «купе» и оттуда крикнул: «Да тут всего до фига напихано!» Леха изумленно глядел внутрь пищевого контейнера, загруженного пайками летчиков ВВС Канады.
- Порули, Василий, я перекушу, - сказал Токмин невозмутимому Макарову и, выскочив из своего кресла, прыжком влетел в «купе».
Показав оператору жестом, чтобы он молчал, Токмин вытряхнул на кресла купе содержимое контейнера. Подносы, сервированные «сухим пайком» канадских ВВС, разлетелись в разные стороны, и из-под пачки бумажных салфеток вылетел квадратик сложенной вдвое карты!
- Ага! – еще раз рявкнул Токмин и громко добавил: - Спасибо, Леха, напоил сочком!

ГЛАВА 6. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Начиная с запуска двигателей, штурман Горин, напрягая свою исключительную зрительную память, на чистом листе пытался воспроизвести положение льдины и острова Моро, расчертив сетку координат от девяностого меридиана на запад и восток. Полагаться только на приборы в высоких полярных широтах было нельзя, тем более с оборудованием 1968 года, в котором был сделан их самолет. Если он, лучший штурман управления, не ошибется, через 20 минут они услышат приводной радиомаяк льдины, а еще через 10 минут попадут в зону локаторов СП-82. А если ошибется? В Ульяновской высшей штурманской школе их учили рассчитывать курс по визуальному наблюдению местности. Но там были реки, поля, леса, населенные пункты. Здесь же – сплошное белое безмолвие, никаких ориентиров…
Ну а с кодами ПВО « я – свой» вообще ничего не выйдет – их включал радист Славик, который свой секретный листок съел быстрее всех…
Вот уже они встали в начале взлетной полосы, уехала машина сопровождения…
Шлепок по спине вывел штурмана из оцепенения: командир сунул ему в руки новую карту, жестом умоляя молчать.
Токмин включил стояночный тормоз. Минуты 3 они стояли, проверяя работу двигателей на больших оборотах, чтобы Валера успел ознакомиться с картой, на которой, как оказалось, с высокой точностью были нанесены и льдина СП-82, и все советское Заполярье.
Макаров изумленно смотрел то вниз, на склонившегося над картой штурмана, то на сияющего, как медный таз, Николая Андреевича. Тайна, разгаданная им, и без того распирала Василия, а здесь появилась новая необъяснимая загадка!
- Славик, - попросил он радиста, - принеси мне воды, во рту пересохло, тебе пока все равно нечего делать!
Токмин радостно кивнул, и Слава Смолин, изумленный появлением карты еще больше, чем второй летчик, влетел в купе к еще озадаченному от визита командира оператору. Алексей собирал с пола «сухой паек», но, увидев изумленное лицо Славика, решил, что произошло что-то из ряда вон.
- Что?! Опять «тарелки»?! – вскричал он с ужасом.
- Воду давай скорей, - скороговоркой ответил радист, - а про «тарелки» - забудь, иначе с летной работы нас всех спишет психиатр, как экипаж Старченко!
Леха озадаченно протянул Славику диковинные баночки с «кока-колой». Славик исчез в кабине, а он, закрепив контейнер с пайками, пристегнулся в кресле и стал вспоминать убитое горем лицо бортоператора экипажа Старченко. Они умудрились написать о встрече с НЛО в «полетном задании» и дали интервью журналистам краевой газеты. На годовом медосмотре психиатр нашел у всех членов экипажа недопустимые отклонения от нормы, и с тех пор все летчики, которым посчастливилось наблюдать необъяснимые феномены, рассказывали о них только на кухне близким друзьям… А так хотелось поведать о «тарелках» своей девушке, стюардессе Танюше!
Стремительный разбег, реплика командира «взлетаем!» и АН-12, издали похожий на толстого майского жука с расправленными крыльями, взмыл в солнечное полярное небо.
- Ваш курс? – тут же запросил диспетчер базы НАТО.
Штурман уверенно назвал курс и спросил: «Ваше ПВО предупреждено о нашем полете?»
- Все согласовано, счастливого пути! – попрощался с ними диспетчер…

* * *
«Болтун – находка для шпиона»?
«Цэрэушники» сидели в своей диспетчерской, забитой электронной аппаратурой. Только что «длинный» услышал диалог радиста и оператора о «тарелках» и торопливо рапортовал по рации шефу: «Сэр, они проболтались о наших «невидимках», экипаж принял их за НЛО! Пара Ф-16 готова к уничтожению русских над нашей территорией. Ждем вашего решения.
- Уничтожение отменяю, - раздался из динамика голос шефа, - пусть они думают, что встретили «тарелки». Если мы их собьем, это вызовет повышенный интерес советских спутников-шпионов к нашему квадрату.
- Об НЛО они будут молчать, сэр. Оказывается, за такие рассказы их отправляют к психиатру!
- Это – идеальный вариант, парни! Отзывайте на базу Ф-16! Продолжайте прослушивание, насколько позволит дальность приема нашей аппаратуры. Ловите каждое слово, перехватите их связь со своими спутниками ПВО!
Агенты приникли к наушникам, в которых рокотал голос Токмина: « Всему экипажу работать строго по инструкции! Четкий рапорт, четкие действия». Звучал голос штурмана: «Курс, эшелон…»
А радист даже не переключал частоты! Второй летчик вообще молчал.
«Толстый» и «тонкий» недоуменно переглядывались: как русские наладили связь со спутником? Почему не делятся впечатлениями от увиденного и пережитого? Хотя бы о порнофильме сказали, ведь в СССР, как известно, «секса нет».
- Я проверил каждую микросхему их радиостанций, штурманские приборы, - говорил «худой», - проверил каждую заклепку и все это чертово сено; не могло у них быть скрытой аппаратуры, да и вообще это рухлядь выпуска 1968 года – так записано в их «бортовом журнале».
- Но мы не знаем, что за аппаратура на их спутниках, - возразил «толстый» и снял наушники: дальность их системы прослушивания уже не позволяла слышать разговоры странного русского экипажа…
Токмин, тем временем, продолжал делать зверское лицо и прикладывать палец к губам всякий раз, когда кто-нибудь пытался заговорить помимо рапорта.
До пересечения государственной границы оставалось минут 10 лету, когда штурман молча передал командиру карту. Андреич углубился в ее изучение и с удивлением увидел разрешенные «коридоры» гражданской авиации СССР, военные базы Советского Заполярья и… частоты связи нашего ПВО! Джим Хант был крупной «шишкой» на базе НАТО, видимо, ему удалось зайти в штурманскую и умыкнуть одну из готовых полетных карт! Не надо объяснять, как он рисковал при этом своей жизнью и благополучием семьи!
Николай Андреевич вдруг вспомнил, какую дикую пляску устраивал Джимми вокруг самолета, когда он возвращался из боя. Все «технари» собирались смотреть на этот виртуозный негритянский танец! А как он ночами готовил к полету тяжелый, более сложный, чем наши «Яки», самолет к вылету, все пробоины блестели новыми заплатками; а мощный двигатель можно было не проверять! Но в сводках боевых действий об «Аэрокобрах» не упоминалось. Из этого сделали тайну, а «особист» полка дразнил Токмина «американцем».
Радист уже настраивался на частоту СП-82, когда на экране локатора появилась точка, а в динамике зазвучало по-русски: 65114! Я – 06! Ине приказано встретить вас! Вам приказано следовать за мной! Прямо по курсу, стремительно увеличиваясь, к АН-12 приближался стратегический бомбардировщик ТУ-16. Он сделал левый разворот и покачал крыльями с красными звездами.
Токмин мгновенно покрылся испариной и закричал в микрофон: «Ноль шестой! У меня тоже есть приказ: выгрузить на льдину груз для бригады гидрологов, а остальных ученых СП-82 доставить на материк! Мы срываем закрытие станции!»
- 65114! Это сделают другие борты. У меня приказ генерала проводить вас на Шпицберген! Следуйте за мной на эшелоне 8000 метров, я пойду выше. Прибавить скорость до максимально возможной, чтобы не отставать. Соблюдайте молчание в эфире до подхода к Шпицбергену. Конец связи!
- Штурман! Правый разворот, следую за ноль шестым, - раздраженно сказал Токмин.
- Встретила Родина-мать, - пробурчал Константин, увеличивая тягу двигателей.
- Скорость 780, путевая 820 (попутный ветер), - взволнованно рапортовал Валера, - летное время до Шпицбергена – 45 минут.
- Метеоусловия Шпицбергена нормальные, - сказал побледневший Славик.
Макаров невозмутимо выполнил разворот, глаза его блестели, губы пытались скрыть улыбку. Он оторвал листик из блокнота радиста и карандашом написал: «Не переживай, Андреич, у нас есть две козырные карты: карта трофейная и «тарелки», которых я видел еще раз, на земле! Это – самолеты!»
Токмин прочитал записку и долго смотрел на улыбающегося Василия. До командира вдруг дошло, в какой опасной передряге они побывали…
Андреич написал на этом же листке: «А поверят ли нам?» И с тоской вспомнил вопрос «особиста» в далеком сорок пятом: «А почему вы выбрали не наш «ЯК», а «Аэрокобру»? Родину не любите?»
А если попадется такой же «бдительный» чекист, который уже наверняка потирает руки там, на Шпицбергене?
ТУ-16 вверху-впереди коптил реактивными двигателями, пытаясь лететь с минимальной скоростью. Ничего не подозревающий Леха спал в своем кресле сном ребенка. Снилась ему торжественная встреча экипажа и полярников СП-82 в Красноярском аэропорту, играл духовой оркестр, а стюардесса Танюша с огромным букетом сирени бежала ему навстречу…
Разбудил его Славик:
- Леха, давай канадские харчи, кока-колу. Надо все сожрать, а то на Шпицбергене конфискуют на фиг!
- Какой Шпицберген? – удивился Леха. Славик вкратце объяснил ему ситуацию, запивая гамбургер кока-колой. И добавил с мрачным юмором: жалко, сухарей собой не насушили.
Началось снижение. Токмин подозвал всех к себе и, молча, показал записку: «Рассказывайте правду, все как было. О «тарелках» тоже можно. Мы спасли самолет, нам бояться нечего».
Под крылом появился советский шахтерский поселок, огни ВПП. Экипаж, молча, и слаженно работал. ТУ-16 здесь сесть не мог из-за короткой полосы, и взял курс на Архангельск, сказал на прощание: «65114! До свиданья, туристы! Конец связи».
АН-12 приземлился и по приказу диспетчера посадки зарулил рядом с военным ИЛ-18, с трапа которого уже спускалась группа людей в штатском.
Токмин первым вышел из самолета, приложил было руку к козырьку, но услышал от приземистого мужчины в черном пальто и каракулевой шапке: «Всем следовать за нами!» Экипаж понуро побрел за тремя сотрудниками КГБ в салон ИЛ-18, а в АН-12, молча, стали влезать люди с приборами, проводами, фотоаппаратурой.
- Если бы не Джимми, канадцы встретили бы нас не лучше, - подумал Токмин, входя в теплый салон.
Экипаж рассадили по креслам первого салона. Допрос проводили в третьем салоне.
Первым вызвали командира. Николай Андреевич, хмурясь, предстал перед офицером в форме полковника КГБ и двумя сотрудниками в штатском.
Они втроем сидели у большого откидного стола на диване. На столе стоял портативный магнитофон, лежали папки с бумагами и ручки.
«А подполковник-то лет на десять моложе меня», - подумал Токмин и без разрешения уселся в кресле напротив стола.
Офицер поднял брови, включил магнитофон, раскрыл папку и начал читать: «Полковник Токмин Николай Андреевич»… и далее – все анкетные данные и биографию командира, включая ордена, сбитые самолеты и благодарности от начальства.
Закончив читать, полковник руками потер свое крупное лицо, пригладил густые коротко стриженные черные волосы и сказал:
- Как вы могли, имея такую биографию, нарушить инструкции и приказы, и угнать советское воздушное судно не просто за рубеж, а на военную базу НАТО?
«Смотрите-ка, на «Вы» называет», - подумал Токмин, - не тот пошел чекист!»
А вслух спокойно сказал:
- Если вы не будете перебивать меня, я расскажу все, как было.
- Милости просим! - улыбнулся полковник и поглядел на своих сотрудников. Те молча кивнули.
Токмин говорил сухо и четко, опуская подробности, а в подсознании билась мысль: если скажу, кто мне дал карту, поставлю под удар Джима, где гарантия, что в управлении КГБ нет американских агентов? Сколько сотрудников будут прослушивать пленку с его допросом? Могу ли я рисковать жизнью Джима? Нет!!!
Тем временем он описывал эпизод с поеданием карты. Сотрудники, пряча улыбку, слушали.
О карте Джима он сказал так:
- Я захотел пить и полез в контейнер, из него выпала карта.
- О «тарелках» что-то знает Василий Макаров, - подытожил Николай Андреевич, - мы боялись подслушивания и ничего друг другу не говорили, только писали записки.
- Откуда у вас такие познания в делах спецслужб? – вдруг спросил молодой, спортивного вида сотрудник. – Как вы могли догадаться об использовании современных подслушивающих устройств?
- В моей личной библиотечке более сотни детективов, в том числе Юлиана Семенова, - ответил, улыбнувшись, Токмин. – Да и фильмы шпионские никогда не пропускал.
- Пройдите в первый салон и изложите еще раз все, что рассказали, на бумаге, - протянул ему ручку и стопку листов полковник. – А к нам пригласите Василия Николаевича Макарова.
Допрос Макарова прошел по тому же шаблону: зачитывание досье и вопрос об угоне воздушного судна, затем подробный рассказ летчика. Когда Василий описал появление «тарелок» над базой, полковник попросил его нарисовать чертеж «тарелок». Рисунок тут же сфотографировали…
О появлении новой карты Макаров сказал так: «Токмин пошел в «купе» и принес оттуда карту, тут же отдал ее Горину».
Макарова полковник похлопал по плечу и спросил:
- Ваше офицерское звание?
- Капитан, - ответил Василий и покраснел.
- Будешь майором, досрочно,- пообещал полковник.
Допросы радиста, бортмеханика и штурмана ничем не отличались, как и их рассказы.
Но допрос бортоператора Алексея Ощепкова насторожил «гэбистов». Он рассказал, что Токмин вбежал в купе с криком «пожрать хочу», но высыпал всю еду из контейнера и, схватив карту, тут же ринулся в кабину.
Вызвали еще раз Токмина, прочитали его письменные показания, снова включили магнитофон и спросили: «Вы знали, что в контейнере лежит карта? Кто мог вам передать ее?»
- Нас все время прослушивали, - отвечал Токмин, отводя глаза,- просить об этом было очень опасно и невозможно.
- На карте проставлены все наши секреты, хотя это – карта летчика ВВС базы НАТО, - строго сказал полковник. – Кто передал вам эту карту? И с какой целью? Мы будем держать здесь весь экипаж, пока вы не сознаетесь! В противном случае всех вас будут повторно допрашивать в Москве. И не так, как это делаем мы!
- Экипаж тут ни при чем, - вдруг взорвался Николай Андреевич, - это мое личное дело! Отпустите ребят домой, на вопросы я отвечу только высшему руководству КГБ под гарантии неразглашения.
- Вам недостаточно наших гарантий? – Уязвлено закричал полковник. – Что ты себе позволяешь, Токмин!
Токмин наклонил голову: «Я все сказал».
В салон вошел сотрудник, обвешанный приборами, и доложил полковнику КГБ:
- На самолете обнаружена подслушивающая аппаратура в кабине и купе. Дальность прослушки около100 км, для этого использовалась радиостанция самолета. Аппаратуры для фотосъемки нашей территории не обнаружено.
- Хорошо, - ответил полковник, - распорядитесь о передаче АН-12 нашему экипажу. Забирайте всех, кроме Токмина, отгоните самолет в Красноярск, сено выгрузите здесь, к чертовой матери! А Токмин полетит с нами в Москву на ИЛ-18!
- Разрешите проститься с экипажем, - попросил Николай Андреевич.
- Это исключено, ответил полковник, через 10 минут вылетаем. А твоя дальнейшая судьба зависит только от твоей честности! Располагайся поудобнее, полковник запаса, через 3 часа будешь в Москве!
«На «ты» перешел, значит, дело плохо», - подумал Токмин, погружаясь в тяжелую дрему под негромкий рокот турбин.

ГЛАВА 7. ВО СНЕ И НАЯВУ

«Неужели отлетал?» - думал он.
Уход с летной работы для Токмина мог стать катастрофой. Он не представлял, чем будет заниматься «на земле». Впервые он испытал это жуткое ощущение «отлучения от неба», когда медики не пропустили его в группу обучения на реактивный ЯК-15 из-за недавнего ранения в бедро. Полк поршневых Яков, где он летал после войны, расформировали, Токмин оказался среди демобилизованных. В штабе армии дали направление в Норильск командиром пассажирского ЛИ-2 (эти самолеты делали по лицензии американской фирмы «Боинг»). В полярном братстве гражданских летчиков его приняли восторженно: настоящий ас, кавалер двух орденов Красного Знамени и ордена Ленина! Двухмоторный транспортный «американец», правда, ползал не быстрее 250 км в час. Но он привык. Работа была интересной. Здесь, в аэропорту Алыкель, нашел себе жену – радистку Наташу, когда ему было уже 32 года. Он не говорил ей, что она очень похожа на Марину, даже когда предложил назвать Маринкой родившуюся вскоре дочь… Токмин открыл глаза, извлек из кармана семейное фото. На нем постаревшая жена уже не напоминала ему Марину, но вот дочка! Те же искристые карие глаза, «восточный» носик и губы «бантиком» - никуда ему видно не деться от Маринкиного лица, ведь те же черты и у внучки Машеньки! Бог создал его однолюбом, но Наташа никогда об этом не узнает: он для нее – заботливый, добрый и нежный муж …
Николай Андреевич впервые летел пассажиром на ИЛ-18. После работы на Севере, он семь лет летал командиром на ИЛ-18, был одновременно и командиром эскадрильи, и парторгом. Он брал с собою в рейсы десятилетнего сына Андрея, мечтая вырастить из него военного летчика. Сын родился в 1958 году и Токмин назвал его в честь своего отца – летчика-истребителя, летавшего на биплане «Чайка» и погибшего в финскую войну. Андрей был похож на отца, занимался в секции дельтапланеристов, еще подростком Токмин привел его в аэроклуб ДОСААФ и уговорил инструкторов взять в учебную группу. Теперь сын – его гордость, заканчивает летное училище ВВС, освоил полеты на МИГах и СУ.
- Что ему теперь расскажут об отце? – с горечью думал Николай Андреевич. – А какое, собственно, преступление я совершил? Откуда это рабское ощущение виноватости, возникающее у каждого под взглядом следователя КГБ? Мы все держались достойно, не ошиблись насчет прослушки. А оборудование гражданского АН-12 уже давно никакой тайны не представляет.
А каков молчун Вася Макаров! Когда он успел подсмотреть секретные «тарелки» американцев!? Что касается Джима Ханта, ему бы за карту Героя дать! Он до сих пор не считает СССР вражеской страной, иначе бы на такое не пошел…
«Каково ему сейчас ощущать себя нарушившим присягу ради старого фронтового друга?» - от этой мысли ушел сон, и стала расти тревога от предстоящей встречи на Лубянке. Токмин стал закуривать, щелкая зажигалкой (он был один в 60-местном среднем салоне) и рассматривая незамерзающее Баренцево море – свинцовую водную равнину с рассыпанными по ней, словно семечки, рыболовецкими сейнерами. Газовая зажигалка не хотела давать огня, и он вспомнил свою фронтовую бензиновую зажигалку – американскую диковинку, подаренную ему Джимом. Плоская металлическая, величиной с записную книжку, с откидывающейся крышкой с изображением сокола, эта зажигалка была предметом зависти других летчиков. Токмин, наконец, закурил от язычка газового пламени и с сожалением подумал: не уберег я ту зажигалочку, а ведь она мне жизнь спасла…
Сидя в облаке табачного дыма, Николай Андреевич вспомнил жаркий огонек бензиновой зажигалки, над которым он растапливал снег, набитый в пустую фляжку, отогревал закоченевшие ладони, сидя в сугробе в каких-то пятидесяти метрах от дороги, по которой нескончаемым потоком ползли колонны отступающих немцев. Это были те самые три дня опаснейшего перехода к линии фронта вдоль заснеженных дорог Польши, через территорию, наводненную немецкими войсками… Да, остаться живым, не попасть в плен – шансов не было кому-нибудь другому, но только не ему, коренному сибиряку, выросшему в таежном поселке Мина. В лыжных переходах в лютые морозы они с отцом, бывало, и ночевали в сугробе, обложившись еловым лапником, прижавшись к трем своим лайкам. Никогда не возвращались с охоты без мяса и пушнины. Это и спасало их многодетную семью в голодные годы…
Польский «мороз» в пять градусов не был для него страшен, но идти он мог только по ночам и подальше от дороги, по которой с ревом и грохотом шли танки и машины с пехотой. Днем сооружал себе «берлогу» из ельника в сугробе и отсиживался, зорко наблюдая за местностью у дороги, приготовив пистолет ТТ и ракетницу для обороны. Помогало то, что линия фронта сама к нему стремительно приближалась.
На третий день «путешествия» Николай задремал в своем дневном укрытии. Сквозь сон вдруг услышал лай собак. Посмотрел сквозь ветки на дорогу. Увидел автофургон, стоявший на обочине. Из него вылезли несколько немцев, держащих на поводках овчарок. Мимо них, чадя бензином, шла танковая колонна. Немцы оправлялись в кювете, предоставив то же делать и собакам.
Токмин мгновенно, по верхушкам кустов, определил направление ветра. Он дул от него на дорогу. Еще несколько секунд ушло на то, чтобы отвернуть пробку зажигалки и облить остатками бензина унты из собачьих шкур.
Немцы очень торопились. Через несколько минут они загрузились в фургон. Лишь одна овчарка рвалась с поводка в его сторону. Ее хозяин уже снимал с плеча автомат, когда друзья позвали его из машины: «Быстрей, быстрей! Это – зайцы!» Немец все же дал очередь в сторону Токмина и под гогот товарищей влез в фургон. Пули веером срезали ветки над сугробом Николая. Машина поехала и он перевел дух, все еще сжимая в ладони зажигалку.
Второй раз за три дня смерть махнула косой над его головой. В воздушном бою «Мессер» влепил сзади пулеметную очередь в бронеспинку его сиденья, а второй, со встречного курса, поджег мотор его «Аэрокобры». Николай знал, что летчиков, выбросившихся с парашютом, немцы с удовольствием расстреливают в воздухе. Он дотянул горящий самолет до земли, сел «на брюхо», успел выбраться из кабины, отстегнуть загоревшийся чехол с парашютом. Повезло ему в том, что место падения было далеко от населенных пунктов, где-то в 50 км от городка Тарнобжег.
«Повезло… Повезло…» - Токмин и не замечал, что курит вторую сигарету подряд, так затянули его воспоминания, - да ему всю жизнь везло, можно и так сказать. Везло и его отцу, Андрею Яковлевичу, сумел стать летчиком, имея 7 классов образования и курсы токарей авиазавода. «Мессер» поставил точку в его жизни, сбив фанерную «Чайку» над финской тайгой.
Сбивая очередного МЕ-109, Николай каждый раз думал: «Может быть, тот самый!» То, что теперь сбили его, уязвляло до глубины души. «Я еще буду «валить « вас, «худые» (так называли МЕ-109) – не раз повторял он, пробираясь к линии фронта.
Желание летать и сбивать, сбивать ненавистные черные кресты давало силы идти, бежать ночами по снегу. И вот она – линия фронта. По нитям трассирующих пуль (голубые – у немцев, красные – у наших) Токмин безошибочно определил расположение передовой.
Замаскировавшись в чахлом кустарнике, он в сумерках в бинокль наблюдал, как немецкие саперы ставили мины на заснеженном поле, отделяющем его от нашей передовой.
Начиналась метель, и немцы не стали зарывать свои следы в снегу, торопясь в теплые блиндажи. Николаю предстояло до наступления полной темноты преодолеть заминированное поле по тропинке, оставленной саперами.
Оставив для своих табличку «мины», немцы уехали и Николай, как волк, след в след пошел по полю под вой усиливающейся пурги. Вот где понадобилось ночное зрение охотника и следопыта – выучка покойного отца!
Он успел перейти поле, когда слева и справа немцы стали «вешать» в небе осветительные ракеты. Прямо по курсу заработал наш «дегтярев», до него было метров сто, не больше. В сторону нашего пулемета потянулись трассы немецких.
Токмин полз на вспышки «дегтяря», но мешали облепленные снегом унты и тогда он встал и последний десяток метров побежал чуть в сторону от нашей огневой точки. Перед самым бруствером очередь немецкого пулемета обожгла бедро, бросила его на снег.
Очнулся он в блиндаже наших пулеметчиков после глотка водки, влитой ему из фляжки девушкой – сержантом медицинской службы. Ч его стянули разрезанные меховые штаны, стали перевязывать.
- Кости целы? Летать буду? – шептал он свистящим шепотом, глядя в глаза склонившейся над ним русоволосой девушке.
- Терпи, миленький, - скороговоркой отвечала она, - хирурги разберутся…
- Офицера ко мне, быстро! – вдруг закричал Николай, приподнявшись.
- Слушаю, капитан Токмин, - подошел к нему лейтенант, державший в руках его документы.
- Лейтенант, - снова перешел на шепот Николай, поле перед вами заминировано, я успел пройти по следам саперов.
- Ну, ты в рубашке родился, летчик! – восхищенно воскликнул офицер и тут же стал диктовать радисту: «Барсук»! Я – «Лиса». Шестой квадрат засеян «огурцами»… У меня гость с той стороны, пришли санитаров…»
Бедренный сустав все же был по касательной задет пулей, но сибиряк выздоравливал удивительно быстро. Выходил с костылем на балкон и рассматривал то, что осталось от улиц польского города Лодзь.
Весеннее настроение портили только визиты «особиста» воздушной армии, который уже три раза «снимал» с него показания в кабинете главного врача.
Вместо того, чтобы ответить, где сейчас его авиаполк, майор снова и снова долдонил: «Напиши еще раз, как тебе удалось три дня идти по территории, забитой немецкими войсками, а потом еще и перейти заминированное поле? Не слишком ли много чудес, капитан?» Токмин знал, что спорить с людьми этого ведомства нельзя, и, сцепив зубы, в третий раз писал «объяснительную», чтобы не дать лишнего повода отстранить его от возвращения в боевой строй…
Воспоминания прервал бесшумно подошедший полковник КГБ. Он сел рядом и спросил: «Переживаем, Николай Андреевич?»
- Легки вы на помине, - в сердцах сказал Токмин, - я как раз вспоминал, как ваш брат чекист не давал мне вернуться на фронт в марте сорок пятого года.
- А я с вами по-доброму хотел поговорить, - повысил голос полковник. – Да, было военное время, никто никому не доверял. Но теперь-то вы нам не доверяете! Это ни в какие ворота не лезет! Вы что, хотите испортить карьеру своему сыну?
Токмин побагровел и вцепился в подлокотники кресла: - Я выполнил свой долг, спас экипаж и самолет, не дал ни одного шанса агентам ЦРУ узнать от нас хоть что-то…
- Скажите, вы знали, что подполковник НАТО Джим Хант служит на острове Моро? – перебил его «гэбэшник». – Для нас очевидно, что это он передал вам карту. А что вы передали ему?
- Встреча с Джимом – чистая случайность, сказал Николай Андреевич и почувствовал, что почему-то виновато оправдывается.
- В вашей биографии слишком много чудес и случайностей! – полковник встал и добавил сухо, - сам товарищ Андропов решил побеседовать с вами. Ему и объясните, почему вы верите офицеру НАТО и врете офицерам КГБ.
Полковник несколько секунд постоял, наблюдая за реакцией Токмина на ошеломляющее, как ему казалось, сообщение о встрече главным чекистом страны. Николай Андреевич отвернулся к иллюминатору, пока следователь не удалился в кабинет экипажа.
Андропов отнюдь не был для Токмина зловещим пугалом, каким когда-то являлся для его поколения Лаврентий Берия. В кругу его друзей, бывших летчиков-фронтовиков, в начале 80-х годов уже рассказывали анекдоты о впавшем в детства Брежневе, «гениальном полководце» Великой Отечественной войны. В жарки политических «спорах на кухне» фронтовики сходились мнениями в одном: порядок в стране держится благодаря Андропову, Косыгину, Устинову и Громыко. Уважением пользовался и Машеров, сделавший Белоруссию процветающей республикой. Даже ввод наших войск в Афганистан ветераны считали своевременным упреждающим ударом, который не дал душманам выйти на наши южные границы.
Токмин вспомнил строгий взгляд Андропова, каждый раз смотревший на него с портрета в кабинете «особого отдела» управления гражданской авиации. Он не внушал страха, более того, очень сильно напоминал ему лицо его кумира – генерала Евгения Яковлевича Савицкого, командира истребительного корпуса. Уже после войны Савицкого назвал лучшим асом Второй мировой. Он блестяще выиграл воздушные бои на всех типах самолетов: ЯКах, ЛАГГах, Аэрокобрах, Харрикейнах и даже на трофейных «Мессерах». В мае 45-го он на ЯК-3 выиграл учебный бой у лучшего аса англичан, прилетевшего на новейшем истребителе «Тайфун» и удостоился разговора со Сталиным и назначения начальником управления боевой подготовки ВВС…
«Да, пожалуй, уважение к Андропову возникало из-за его сходства с генералом Савицким, - думал Токмин, - мужественное, волевое лицо, тяжелый подбородок, открытый строгий взгляд, дающий надежду на высшую справедливость…»
А внизу, на земле, десятками зеркал играли отраженным солнцем полярного дня озера Кольского полуострова. Лайнер жужжащей осой отражался в синих блюдцах, обрамленных скалами.
- Должно быть Андропов листает сейчас мое пухлое «Дело №…» Интересно, привлекут ли его внимание протоколы допросов в особом отделе Воздушной армии? – размышлял Николай Андреевич. – Вряд ли в них отражен эпизод, вернувший его в строй истребителей, когда в кабинет следователя буквально ворвался командарм генерал Красовский и, не дав особисту возмутиться, громовым голосом спросил: «Ты кого держишь вместе с дезертирами и эсэсовцами? Он 16 «мессеров» сбил и еще собьет, если не отсидел здесь, у тебя, задницу! У меня «Аэрокобры» без летчиков простаивают, майор!»
Следователь растерялся от такого натиска генерала и, прищурившись, ответил: «Товарищ генерал армии, я могу закрыть дело Токмина под вашу личную ответственность!»
- Где расписаться?! – продолжил «атаку» Красовский и, поставив свою размашистую подпись, стремительно потянул Николая к выходу, приговаривая, - пошли, пошли, «пилотяга», мне разведчик нужен, а при штабе один молодняк остался…
Усаживаясь в «Виллис» позади генерала, Токмин с гордостью подумал: «Пилотягой» меня назвал (так называли в ВВС мастеров воздушного боя)…»
Уже через час он принимал новенькую «Аэрокобру», а техник Егор Лопатин устанавливал оборудование для аэрофотосъемки.
- Сколько «звезд рисовать, командир? – спросил он у Токмина, закончив работу.
- А успеешь? – спросил Токмин. – Через два часа